В понедельник утром на лекции он что-то равнодушно вталкивал в головы студентов, медленно бродя между рядами, сложив руки за спиной в замок, периодически их расцепляя для взмаха волшебной палочкой, чтобы прервать бездумное листание учебников от скуки или разбудить заснувших на последних рядах, заклинанием выбив руку у них из-под головы, сладко покоящейся на ладони.
К середине дня ирландец уже не обращал внимания ни на что, зависнув на пятнадцать минут прямо перед классом, смотря куда-то в пустоту. Он очнулся, когда студентка с первых рядов, несколько раз безрезультатно его окликнув, подошла к нему и протянула платок. У него шла кровь из носа.
Дав задание на следующий урок, он без зазрения совести отпустил их на все четыре стороны, оставшись один на один с самим собой и своими странными галлюцинациями.
С разных сторон он слышал какой-то шум, сначала доносившийся откуда-то из-за стен, затем окончательно перебравшийся к нему в голову. Через звон в ушах рушился и обваливался на него каменный замок. В этом хаосе сквозь туман доносились чьи-то крики о помощи, кто-то звал своих родных и друзей. Чей-то отчаянный охрипший зов, брошенный в никуда, на который никто не отзывался, и навряд ли уже отзовется. Вспышки, со страшным свистом яркой молнией проносящиеся мимо глаз, и тот миг, когда у тебя в голове с такой же скоростью проносится одна мысль «только не я». Тут же оборачиваясь, видишь, как на землю оседает твой товарищ, и ты приходишь в ужас от того, о чем думал секунду назад. Каменная пыль, забившаяся в глаза, нос и рот, не дает прийти в себя, мешает и душит. Хочется заткнуть руками уши, лишь бы прекратить этот кошмар вокруг, исчезнуть, раствориться, не видеть своего страха, отражающегося в остекленевших глазах других. Он чувствовал буквально все, слышал и не мог понять, где правда, а где ложь, он все же там или здесь, в темном кабинете, через узкие окошки которого еле пробивался свет.
Сняв кожаную перчатку, он посмотрел на изуродованную руку. В больнице Святого Мунго смогли обратно нарастить нервы, мышцы, которые периодически ныли, но кожа упорно не хотела возвращаться в свой первозданный вид, восстановившись на уровне последней ожоговой степени. Обычно такие вещи могли исправить колдомедики, но из-за наложенного на него проклятия явно были другие последствия, и, увы, непоправимые. Протянув руку вперед, он стал внимательно всматриваться в черные нити, которые недавно протянулись от запястья до кончиков пальцев. Надев перчатку с уже не действующими обезболивающими чарами обратно, Маккена покинул помещение.
Дуэйн был в тупике, и он это понял еще давно. Черный камень на дне шкатулки, обрамленной изумрудами, манил к себе, притягивал с такой неистовой силой, что Маккена мог просидеть напротив него, бессмысленно уставившись на блики, отбрасываемые от лампы на камень, всю ночь, когда пытался избежать кошмаров во сне, но которые никогда не получалось избежать наяву.
Несколько лет его безостановочных поисков и даже поездка в Ирландию, в которую он вернулся спустя долгие годы, были совершенно и абсолютно бесполезны. Возвращение на родину только возобновило и усилило невыносимую боль на незаживающей и временами кровоточащей ране. Видеть своих родителей, их грусть и разочарование в глазах, ненависть, исходящую волнами от родителей бывшей жены, было непереносимо. Он знал, что возвращаться не стоит, что ему там нет места, и никогда не будет, как и в Англии. Везде чужой. И с этим приходилось жить.
Он больше не мог ждать и надеяться на чудо. Все зашло слишком далеко. Как бы ни было тяжело, но пора уже признать, что загадка ему не по зубам, а свою гордость нужно засунуть куда подальше, пока он не упал замертво прямо при студентах в коридоре или на лекции.
На прошлой неделе он наконец решился и обратился к брату Дэвида с предложением вместе рассмотреть один занимательный артефакт с загадочными свойствами, чуть не скрипя зубами. Маккена было сложно просить у кого-то помощи, поэтому ирландец предпочитал думать, что обратился к Эрику с выгодным, в первую очередь, для него же предложением. Ему как профессору артефакторики должно быть присуще любопытство, касательно сферы его преподавания; всяких там занимательных магических предметов, уж тем более предназначение которых только предстояло разгадать. Ему нужна была помощь, и желательно помощь того, кто разбирался в артефакторике на уровни профи. Надеясь на то, что Ландау с интересом ученого подойдет к его предложению, он все же решил рискнуть и, застав профессора в коридоре после ужина, попросил его задержаться на пару минут и выслушать.
Было решено встретиться на следующей неделе. Дату они должны были согласовать накануне. Маккена сказал, что первым пошлет сову, но время шло, а он все медлил. До тех пор, пока его состояние резко не ухудшилось.
Сегодня утром он наконец послал своего старого филина с запиской, привязанной к его лапке, с сегодняшним числом, временем и местом, ожидая ответа с подтверждением от Эрика. Мужчина решил прийти в кабинет к Ландау около девяти вечера, когда практически все студенты после ужина расходятся по своим гостиным, а не бесцельно бродят по коридорам и аудиториям. К обеду получив утвердительный ответ, Дуэйн сжег небольшой кусок пергамента.
Когда на часах в его комнате пробило восемь вечера, Дуэйн, выкурив сигарету, достал из нижнего ящика стола шкатулку. Задумчиво держа ее в руках, он поднялся. Перед выходом обернувшись на зеркало напротив двери, Маккена увидел в нем лишь свое изможденное и осунувшееся лицо с темными кругами под глазами и с безнадежным взглядом.
Ему нужно было спуститься с башни на первый этаж здания в кабинет артефакторики. Пройдя через весь институт, Маккена практически не встретил ни одной живой души, лишь столкнувшись с парой студентов Веран, возвращавшихся дружной группкой с позднего ужина к себе в гостиную.
Открыв дверь небольшого, но просторного кабинета, Дуэйн сразу же обратил внимание на панорамное окно. В его подземельях были маленькие узкие тюремные оконца, через которые с трудом пробивался свет, поэтому вид на улицу, который открылся перед ним, на короткий миг очаровал ирландца.
Пройдя вперед к столу Ландау, мужчина молча аккуратно поставил перед ним шкатулку, махнув рукой, предлагая ему самому открыть ее и взглянуть на содержание.
— Черный турмалин, или, по-другому, шерл, наш древний семейный артефакт, который передавался следующему поколению на протяжении всего времени, и который дошел до меня, — хрипло начал Маккена, словно загипнотизированный, он не мог оторвать взгляд от шкатулки, пока говорил, — я поднял все свои архивы, даже вернулся в Ирландию летом, чтобы попробовать найти что-нибудь в семейной библиотеке, но ничего, кроме упоминания имени создателя этого артефакта, которое было, скорее, прозвищем, чем именем. Кайонаодх, что означает с древнеирландского «рожденный огнем». Он считается основателем нашего рода, первым темным магом в мире, подчинившим себе адский огонь, — вздохнув, Дуэйн отвернулся, положив правую руку на бок, задрав немного полу пиджака, и отошел к большому окну, откуда продолжил, — кроме старых мифов и легенд, которыми овеяна и не без того богатая история моего рода, больше ничего нет, — обернувшись к Эрику обратно, он задумчиво сказал, — но в последнее время я склонен верить в то, что и в мифах есть доля правды, что все равно, никак не приблизило меня к разгадке свойств этого камня. Я лишь чувствую, что он как-то влияет на меня, словно высасывает из меня все живые соки. Я подумал, что ты, как специалист в артефакторике, можешь знать что-нибудь о подобных вещах, если посмотришь и изучишь...
∞
